Натали смотрела на Миру, которая обнимала хаску за шею и тихо напевала:
— Долли, Долли, хэллоу, Долли.
— Эй! Э-ге-ге-ей! — послышалось издали.
Обе женщины повернулись на голос, только Мира продолжала обнимать Долли. Прямо на них летела собачья упряжка, ее-то они и ждали.
Натали вывела гостью на прогулку, она хотела доставить Агнес неслыханное удовольствие — катание на собачьей упряжке. Только на Аляске можно такое испытать. Тем более что каюр, их знакомый, пообещал пристегнуть и Долли к собачьей компании, чтобы обучить ее столь тонкому делу, как коллективный труд.
— Нат, усаживай свою гостью, — скомандовал немолодой мужчина, который, несмотря на мороз, откинул волчий капюшон, — и вперед!
— А Долли? — подскочила Мира, она была вся в снегу, потому что, когда тормозили нарты, полозья подняли самую настоящую метель и засыпали желтый комбинезон девочки.
— А как же. Все, как обещал.
Каюр вышел из саней, собаки подняли грозный лай, но он мигом усмирил их, что-то пробурчав под нос.
Долли, пританцовывая и еще туже закручивая хвост, спокойно пошла в упряжку.
— Вижу, вижу, — довольным голосом говорил каюр, — ее предки бегали в упряжке. Такое даром не проходит, оно и через поколения вынырнет в молоденькой хаске.
— Видишь, что такое гены? — бросила Агнес. — С ними не поспоришь.
— А ты видишь, какова хаска? — вместо ответа спросила Натали, желая уйти от трудной темы и получить удовольствие от катания. — Их вывели на Аляске, местных лаек скрестили с волками.
— Прекрасные собаки, — согласилась Агнес. — Никогда не видела таких красивых. Ни разу в жизни. — Она уселась в санки, выстланные оленьей шкурой и расправила под собой дубленку. — Они, наверное… серьезные животные?
— Ты хочешь сказать — злые? Нет, очень дружелюбные. Заметила, как Мира обнималась с Долли? Все остальные такие же.
— Просто красавицы, — похвалила Агнес, любуясь стройными телами собак. — Хвост — самый настоящий бублик, а ушки…
— Да ты посмотри, какие у них глаза! — Натали радостно засмеялась, как будто это у нее самой такие прекрасные голубые глаза.
Агнес прищурилась, пытаясь рассмотреть глаза собаки, которая занималась важным делом — изогнувшись, пыталась укусить себя за хвост.
— Они… голубые? — изумилась Агнес.
— Да! В мире нет собак, кроме хасок, у которых голубые глаза!
— Ну как, хорошо сидим? — спросил каюр, собираясь встать сзади на полозья.
— Отлично! — ответила Натали.
Шестерка хасок рванула с места, заскрипел снег под полозьями, каюр кричал что-то свое, а пассажирки, обнимая с двух сторон Миру, вопили от восторга.
— Он управляет упряжкой голосом? — внезапно догадалась Агнес.
— Да, — сказала Натали и с улыбкой добавила: — Точно так же, как некоторые руководители женских организаций своими послушными прихожанками.
Агнес расхохоталась.
— Быстро схватываешь, Натали. Я так и думала, что ты сильно повзрослела.
— Гоп-хоп-гоу! — кричал каюр.
— Агнес, заметь, это английский с эскимосским акцентом, собаки понимают только такой язык.
— Переведи.
— Трогаемся с места.
— Но мы уже тронулись.
— Не совсем, не все бегут так, как надо, вот он и подгоняет их.
— Джи! — пророкотал за спиной каюр.
— О, я поняла! Направо! — сообразила Агнес, когда нарты круто взяли вправо.
— Ты тоже быстро схватываешь, — ехидно заметила Натали.
— Ага, вот еще одно твое качество. Ехидство.
Натали засмеялась.
— Ты наблюдаешь за мной, как за подопытной мышкой.
— Да, потому что я хочу понять, как еще…
—…Как еще меня использовать для дела мира? — закончила фразу Натали.
— Нет, ты свое отработала. Я думаю о другом. У меня есть к тебе одно деловое предложение. — Агнес улыбнулась и положила руку на колено Натали. Натали напряглась. — Личное, Нат.
— Хо! — крикнул каюр, и нарты взяли влево.
— Налево! — крикнула Агнес счастливым голосом азартного человека.
— Агнес, у тебя талант к языкам, — серьезным тоном заявила Мира, поворачиваясь к Агнес.
Женщины расхохотались.
— Да что ты говоришь? — весело изумилась Агнес.
— Это не я говорю. Это Джек сказал. — Девочка кивнула в сторону каюра. — Когда я догадалась, про что он говорит со своим собачками.
— Правда? Значит, у тебя на самом деле талант к языкам?
— Да, — ответила за дочь-Натали. — Трудно поверить, но Мира лопочет по-эскимосски точно так же, как по-английски.
— Охотно верю, она воспроизвела даже интонацию и тембр голоса каюра. — Агнес с интересом посмотрела на Миру, которая в своем комбинезоне пушистым желтым комочком сидела между ними.
Каюр остановил упряжку возле деревянного домика, высадил пассажирок, освободил Долли, лихо развернулся и унесся обратно.
В этом домике жили Натали и Мира, сюда часто приезжали их гости — члены женской организации Анкориджа, в которой работала Натали.
Здесь-то и произошел разговор между Натали и Агнес, после которого снова круто изменилась жизнь Натали Даре.
И в который раз в голову Натали пришла мысль о том, что у каждого человека в жизни есть свой проводник. Он может быть явный или скрытый, но он есть. Он, как каюр, прокричит тебе однажды: «Гоп-хоп-гоу!». Поехали!
И ты снимешься с места.
В камине горели дрова, на каминной доске стоял сухой букет, который собирали в самом конце лета Натали и Мира.
Натали любила смотреть на этот смешной букет, в котором соседствовали потемневшие головки клевера и засушенные бутоны садовых алых роз, сохранившие до сих пор свой цвет. Клевер нарвала Мира, Натали, глядя на него, всегда слышала радостный голос дочери: «Мама, пчела подарила этот цветок мне!»